Две недели тому, когда тысячи человек, и денно, и нощно стоящие у Храма Христа Спасителя, чтобы проститься со скончавшимся Патриархом – своеобразное открытие другой России, России, которую мало кто знает. Это воцерквленная Россия, которой вовсе не было к началу горбачевской перестройки. Сейчас уже трудно представить себе, что в последние годы коммунистического управления – о предыдущих десятилетиях я уже и не говорю – было просто страшно подойти к действующему храму в дни больших праздников. Стоять в очереди на освящение пасхального кулича, придти на исповедь, крестить ребенка – все это был гражданский подвиг, на который немногие решались.

Государство, официально объявленное атеистическим и бывшее по сути своей аморальным, не стеснялось объявленной Церкви, да и самому Богу войны. В этой ситуации самым главным для нового Патриарха, интронизированного в самом начале времени перемен, стало восстановление Церкви как институции.

Конечно, как к каждому переходному управлению, к эпохе Алексия ІІ можно будет предъявить немало претензий – да они и сейчас звучат, над гробом иерарха. Но мне кажется, что честным будет сказать: Русской православной церкви повезло с первым постсоветским Патриархом. Просто потому, что до него никакой Церкви на Руси, в общем-то и не было.

Была некая общественная организация, которая до войны ютилась по комнатушкам, сидела в лагерях, обобранная и забитая, оказавшаяся на задворках развития великой диктатуры – а после войны по сталинскому соизволению превращенная в некий аналог общества филателистов, витрину, демонстрируемую иностранцам в виде наличия в СССР свободы совести. Организация для стариков, без имущества, под неусыпным контролем Лубянки и «специалистов» из Совета по делам религий. Утверждать, что Патриархи Сергий, Алексий І, Пимен были нравственными авторитетами для общества было бы преувеличением – они, скорее, были напоминанием о том, что Русская церковь все еще существует. На Сергии к тому же вечным несмываемым тавром лежало соглашательство с уничтожавшей Церковь властью и готовность стать местоблюстителем свободного престола в момент нахождения местоблюстителя, архиепископа Петра, в ГУЛАГе. Как известно, „сергианство” стало причиной раскол русской и зарубежной церкви, преодоленного только в наши дни.

Алексию ІІ предстояло стать таким нравственным авторитетом – и то, как проходит прощание с ним – реальное доказательство того, что с этой ролью он справился. Людей сегодня никто не заставляет приходить в храм для прощания с главой РПЦ, но они идут – идут еще и потому, что помнят, каким этот храм был до скончавшегося Патриарха. Помнят, в каких условиях происходило возрождение Церкви, как долго ее воспринимали в качестве довеска к власти, как власть пыталась – и пытается – воспользоваться ее авторитетом. И для того, чтобы это возрождение состоялось, важно было не только преодолевать с тем или иным успехом политические трудности, но и быть человеком практическим.

А Патриарх был человеком практическим – говорю это без всякой иронии и без того обвинительного пафоса, который слышан в тональности его оппонентов всякий раз, когда они вспоминают о многолетней церковной карьере Алексия в качестве управляющего делами Московской Патриархии. В самом деле, этот рачительный немец знал церковное хозяйство, как никто. И именно это знание ему пригодилось, когда Патриархия столкнулась с необходимостью расширения имущества, восстановления сотен храмов и монастырей, открытия новых учебных заведений. Мало кто понимает, что Патриарх Алексий был прежде всего выдающийся хозяйственник, а уж затем глава Церкви – примерно так, как Папа Иоанн Павел ІІ был прежде всего выдающийся проповедник, а уж затем глава Ватикана. То, что при любом другом Папе Ватикан был бы другим, стало ясно сразу же после кончины понтифика-поляка. И при любом другом Патриархе РПЦ была бы другой. Представим себе, например, что после Патриарха Пимена главой Церкви был бы избран местоблюститель патриаршего престола, митрополит Киевский Филарет, фактически возглавлявший РПЦ в месяцы болезни престарелого Патриарха. Конечно же, это была бы совсем другая Церковь.

Филарет и сам по себе был куда консервативнее Алексия, и в куда большей степени склонен к взаимопониманию с властью, и куда в большей степени ценил фаворитов в кадровой политике. Именно благодаря Филарету Киевская митрополия стала чуть ли не более важным центром борьбы с украинским суверенничеством, чем ЦК компартии Украины – просто потому, что в ЦК уже появлялись люди, задумывавшиеся о самостоятельном плавании, а митрополия готовилась к переходу в иное качество, к переезду на Чистый переулок в Москву…
Конечно, когда сегодня митрополит Филарет лишен в РПЦ сана, расстрижен и возглавляет УПЦ Киевского патриархата, задумываться задним числом о том, каким он был бы московским Патриархом, несколько некорректно. И, тем не менее, у митрополита Филарета, как и у митрополита Алексия, была своя долгая биография в Русской церкви. Как, впрочем, и у третьего кандидата на патриаршество на том Соборе – митрополита Ростовского и Новочеркасского Владимира (Сабодана), возглавившего УПЦ Московского Патриархата после раскола. И какой была бы РПЦ при Владимире, мы можем понять, проследив историю УПЦ последних десятилетий. Будем понимать, что выбор Алексия на тот момент был еще и выбором человека, прекрасно знающего церковные дела – и небесные, и что тогда было даже важнее - земные. Но на сегодняшний день перед РПЦ стоит куда более сложная задача.

Потому что выбором своего нового предстоятеля Церковь должна ответить на вопрос – должна ли она развиваться или нет? Алексий II занимался, конечно же, не развитием, а строительством. Но выстроенная им Церковь представляет из себя достаточно консервативный, застывший и осторожный организм. Можно, конечно, сказать, что православная Церковь и должна быть такой, а не какой-то другой. Но тогда придется задуматься о следующих проблемах – а сможет ли такая Церковь сохранить свой общественный авторитет, паству, сможет ли отвечать на вызовы времени.

Среди прихожан РПЦ немало людей, искренне уверенных, что все это совершено неважно, и даже потеря авторитета и паствы не важна – лишь бы самим спастись. Но так явно не думал скончавшийся Патриарх – и любой из его наследников тоже не будет думать так. И не только потому, что подобное отношение к вере далеко от христианского, но и потому, что не стоит село без праведников, и не будет храма без паствы. Да и в экономическом плане Церковь просто не выдержит. Тогда вопрос – какой она должна быть?

Выбор нового Патриарха не станет ответом. Патриарх – не Папа, в РПЦ все очень сильно зависит от Священного Синода, от самого церковного организма, от отношений с властью. И, тем не менее, выбор Патриарха будет важной частью церковного будущего. Наиболее вероятным преемником Алексия принято считать митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, нынешнего местоблюстителя патриаршего престола и главу Отдела внешних церковных сношений. Но этот считающийся умеренным либералом иерарх отнюдь не пользуется большой популярностью в Церкви именно из-за своей активной экуменической деятельности, постоянного появления в СМИ и внецерковной известности. «Консервативная альтернатива» Кириллу - митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, глава самой большой в России епархии.

Но не стоит сбрасывать со счетов и других иерархов. Не будем забывать, что Собор, на котором примут решение о новом главе РПЦ, будет значительно отличаться по составу от Собора 18-летней давности. Тогда важны были скорее фигуры митрополитов, их практически не знали вне Церкви, говорить о «либералах» и «консерваторах» можно было разве что условно. За годы правления Алексия ІІ в Церкви действительно сформировались группы, думающие об ее будущем.

Значительно изменился и расширился состав мирян – они тоже голосуют на Соборе. Да, и это будет первый Собор, на который приедут епископы и миряне РПЦ за границей – а это куда более консервативная формация, чем сама Русская церковь. Поэтому может случиться так, что единственным выходом станет поиск компромиссной фигуры, имени которой мы сейчас предугадать не можем.

Газета "Левый берег", Украина