Легендарный польский журналист рассказал о своей новой книге
Валерий Мастеров
Длинная очередь тянулась к столику, за которым самый известный публицист современной Польши Адам Михник подписывал свою новую книгу. На обложке - «Горгона» Караваджо и яростно-отчаянное название: «Бешенство и стыд».
Сейчас каждое появление Михника на людях - будь то участие в конференции или лекция для студентов университета - событие. Почти год его было не видно и не слышно. Не печатал он и своих почти ежедневных комментариев в «Газете выборчей», главным редактором которой является со дня выхода ее первого номера 8 мая 1989 года.
Причина самоустраненности секретом не была - болезнь. Слава богу - отступила. Но целым фронтом стали наступать политические противники. Собак навешали на Михника каких только можно. Отошел от «Солидарности», подыгрывал правым, не захотел решительно порвать с прошлым, сблизился с посткоммунистами, подавлял всех своим авторитетом и не заметил, как законы рынка умалили его влияние в редакции. Правда, «выразители определенных кругов» признавали, что нельзя отобрать у него имя героя - творца идеологии III Речи Посполитой и золотое перо, вошедшее в историю мировой журналистики: Михник с соратниками сделал самую влиятельную в Польше и лучшую в Восточной Европе газету.
Адам Михник в полемику не вступал. Он ответил книгой. О которой побеседовал с собкором «МН».
- Как бы автор сам представил свою книгу?
- Книга почти целиком писалась в свободной Польше. То есть после 1989 года. Это попытка описания польской культуры, ее духовности, через призму двух личностей. С одной стороны, Витольд Гомбрович, который постоянно состоит в богохульно-саркастическом споре с польским характером. А с другой стороны - кардинал Вышиньский. Если это спроецировать на российскую культуру, то по одну сторону был бы Гоголь или Салтыков-Щедрин, а по другую - скажем, Солженицын. Два разных, но оба чрезвычайно ценных образа мыслей о патриотизме и истории. Если из польской культуры изъять Гомбровича, то есть критическое течение, то она станет убогой. Если убрать Вышиньского, то она окажется беззубой. Моя книга - расчеты с Польшей: с польской демократией, с польской историей, с польской современностью. Попытка размышлений над польской идентичностью с позиций сегодняшнего дня. Это полемика с тремя стереотипами. Первый из них - национал-католический: Польши благородной, невинной, всегда справедливой. Второй - посткоммунистический, а именно: коммунизм - это никакая не моральная проблема. Третий, как я его называю, антикоммунизм с большевистским лицом. Недавно читал толстую книгу Александра Николаевича Яковлева «Сумерки». Прекрасная книга. Он пишет о большевиках так, как я думаю сегодня о свирепых антикоммунистах у себя на родине. Я писал эту книгу в течение нескольких лет. Это мое бешенство и мой стыд. Бешенство от сегодняшней Польши и стыд за нее.
- Почему именно антикоммунисты развязали «войну с Михником» как защитником посткоммунистов?
- В этом нет ничего нового за последние 15 лет. Правда, сейчас они чувствуют себя сильнее. Я никогда не защищал посткоммунизм как свою философию. Я считал, что при демократическом порядке никто не может быть дискриминирован. За исключением преступников. Демократия в моем понимании заключается в том, что поляки, россияне или украинцы могут выбрать себе такое правительство, которое хотят. А если, к примеру, мне оно не нравится, то что ж - ничего не поделаешь. В таком случае я должен убеждать избирателей, чтобы на следующих выборах они были мудрее. Если государственная система строится на дискриминации, а философия - декоммунизации, это не что иное, как дискриминация, это ударяет по самой сущности демократического государства. Это всегда очень опасно.
- Но ведь есть контраргументы - часто приводят в пример счеты с прошлым в Германии или Чехии.
- Меня это не убеждает. По моему мнению, это испортило, а не улучшило демократию в этих странах. Я всегда защищал право на серьезный разговор об истории. Сейчас в Польше появилось понятие, популяризируемое правящими группировками, как историческая политика. Это значит, что какая-то политическая сила говорит нам, какова правда об истории. А я утверждаю, что нет человека на свете, который обладает правдой об истории. Если мы посмотрим на всю историю Польши, то увидим, что на различного рода вызовы истории поляки отвечали по-разному. Были такие, кто организовывал и вел подпольную работу. Но были и те, кто работал легально, строил больницы, мосты, школы, университеты. И нельзя сказать, что одни были хорошие, а другие - плохие. Ведь не случайно в 1945 году в советском посольстве в Париже Бунин, великий русский писатель в эмиграции, выпил тост за здоровье Сталина и победу над Гитлером. Оценка никогда не будет однозначной. Если сегодня представим себе, что президент Путин или кто-либо иной наложит запрет на Ленина, Троцкого или Столыпина и позволит писать о них только так, а не иначе, разве это будет правдой? Мне не нравилась, например, историческая политика Брежнева или Гомулки. Но когда я сегодня слышу, как кто-то предлагает мне свою историческую политику, то я как историк и эссеист пробую показать всю многозначность сложной польской истории. И в этом смысле книга полемична и заслуживает того, чтобы ее автор был атакован с разных сторон.
- И, наверное, один из главных упреков в том, что в один канон заносятся Яцек Куронь и Войцех Ярузельский...
- И Чимошевич, и кто-то еще... Проблема в том, что такой была польская история. И мы ничего с этим не поделаем. Вот возьмем историю Советского Союза, состав руководства в 1940 году. Там мы уже видим среди сталинской опричнины Никиту Хрущева. А ведь никто не сделал больше для низвержения мифа Сталина, чем Хрущев. Оценка Хрущева должна быть сложной. Это же Хрущев после художественной выставки в Манеже напал на Неизвестного. А потом Эрнст Неизвестный высек скульптуру на его могиле. Нельзя однозначно относиться к Хрущеву. Или взять Сталина. С точки зрения поляка, это был один из самых больших преступников ХХ века. С точки зрения Солженицына - то же. Но посмотрим на это с другой стороны. То, что Польша находится сегодня в значительно больших границах, чем до войны, это, как ни парадоксально, заслуга Сталина. Даже самые закоренелые антикоммунисты помнят, что голос Советского Союза в 1948 году в ООН, то есть голос Сталина, предрешил возникновение Государства Израиль. Короче говоря, невозможно написать биографию даже Сталина одной краской. На все надо смотреть с разных перспектив и направлений. А это возможно, когда идут нормальные открытые дебаты. Но когда провозглашают одну историческую политику, то это - Евангелие.
- Как можно объяснить пересмотр строителями IV Речи Посполитой заслуг круглого стола коммунистических властей и оппозиции, который, как говорили еще недавно, был предвестником свободной Польши?
- Тут бы я хотел несколько защитить наших правых «террористов». Надо быть справедливым - они готовились к этому примерно 15 лет. Все это время говорили, что это была измена, заговор розовых с красными...
- Но они же сами участвовали в нем.
- Одни - да, другие - нет. Братья Качиньские говорят об этом осторожнее, чем другие. Потому что действительно они были за этим круглым столом. Но проблема тут в другом. Неожиданно подобный вздор становится мейнстримом и составной частью дебатов на исторические темы и выработки той самой исторической политики. Это один вопрос. А другой - об этом я тоже пишу в книге - отношение к историческим источникам. Это так, как бы ты сегодня захотел написать историю Советского Союза исключительно на основе архивов НКВД и КГБ. Но это же уже невозможно! Ведь тогда бы вышло, что Бухарин был японским шпионом. Он же сам, мол, признался. Документы есть. И приговор суда. Эти архивы секретных служб интересны, но трактовать их нужно очень осторожно.
Но самое главное - почему эта книга так существенна для меня. Это раздумья о демократии. Демократия - это, с одной стороны, процедуры: выборы, конституция и т.д. А с другой - традиции. При демократии правит дух диалога, дух переговоров. В тот момент, когда в демократии побеждает логика войны, - это начало конца. Демократия предполагает, что люди разных интересов из разных общественных, этнических или религиозных групп обязаны жить вместе. А логика войны выстраивается на том, что какие-то из этих групп исключаются.
- И это я слышу после того, как в одной газете прочитал, что для Михника демократия - это «идеология единства взглядов»...
- На это я могу сказать, как говорят русские, бред сивой кобылы. Почему? Потому что когда я говорю, что существует понятие общего блага и примирения, то имею в виду, что оно касается всех живущих между Одером, Нейсе и Бугом. Предполагается, что у всех равные права, и в интересе каждого из нас, чтобы никто не голодал, никого не грабили и не убивали. Сегодня, после почти 17 лет свободной Польши, преследовать и наказывать людей за то, что они делали 20 лет назад, - абсурд. И в этом смысле я высказываюсь за философию примирения и разговора. Но разговора с аргументами, а не с полицейскими дубинками и без прокурорских актов обвинения. Разговора свободных людей в свободной стране. Чтобы каждый мог чувствовать себя полноправным гражданином.
- И все-таки, почему сейчас вы больше пишете об истории и литературе и почти отказались от актуальных политических комментариев?
- После изгнания из Советского Союза Солженицына спрашивали, что он думает о разногласиях между Брежневым и Устиновым. И он ответил: в последние годы я очень много говорил на эти темы. Теперь хочу немножко помолчать. На тему свар на вершинах политической власти в Польше сказано уже много. Нет ничего нового. Я несколько отступил назад, чтобы осознать, откуда мы пришли. Для того, чтобы лучше понять, куда идем. А вопрос, где мы сейчас, для меня уже не интересен. На него все давно уже ответили. Что же касается атак на меня, то, как говорил мой друг ксендз профессор Юзеф Тишнер, в полемике я старался не опускаться ниже Гегеля. Не буду же я на каждый выпад отвечать, что я порядочный человек и никогда не был стукачом.