На этой неделе будет третья годовщина Майдана. Что это было за событие? Как оно повлияло на будущее страны?
Спустя три года об этом можно говорить спокойнее и без надрыва. «Главред» начинает публиковать цикл материалов-рефлексий посвященных феномену Майдана. Наша первая беседа состоялась с политологом Виктором Небоженко.

- Спустя три года после Майдана мы можем дать этому явлению более объективную оценку как историческому явлению. Как вы оцениваете Майдан сейчас, чем он был и, самое главное, в каком направлении он развернул Украину?

- Во-первых, это было уникальное событие массовой непреднамеренной и непредсказуемой коммуникации огромного количества людей друг с другом. Это была вертикальная коммуникация публичной псевдоэлиты, которая на секунду стала элитой, и наиболее активной части населения страны.

Во-вторых — это была революция среднего класса.  Стоит сказать, что с 1991 года в Украине три раза  поменялся средний класс. Первый раз — это был бывший советский средний класс, элита научно-техническая интеллигенция, компартийные чиновники и так далее. В начале 90-х он был уничтожен. Потом появился средний класс так называемых «заробитчан», «челноков», тех, которые быстро сориентировались в новой ситуации и встроились под новую реальность.  Наконец, третий средний класс появился как средний класс нового компрадорского капитализма. То есть это те люди, которые обслуживают олигархат и связанные с ним быстро возникающие капиталистические механизмы как эксплуатации и отчуждения, так и организации работы.

В России этот средний класс тоже был уничтожен в 1998 году в результате их дефолта, поэтому в принципе в России в ближайшие годы невозможен никакой майдан. Повторяю, потому что Майдан — это соединение активного, самоуверенного в себе среднего класса со столичной площадкой.

- Виктор Сергеевич, но социология в России, например, показывает, что у них порядка двадцати четырех процентов населения себя оценивают по самоощущению как средний класс. Кроме того, после 1998 года прошло достаточно времени и как бы ситуация стабилизировалась, и люди в РФ действительно стали богаче и оттого увеличилась самооценка.

- Я вам скажу, что средний класс — это не те, которые живут лучше бедных, нет. Это как раз те, которые чувствуют, что их большинство в стране. Вот, например, американский средний класс — там на первом месте социально-экономические показатели, но там есть самоидентификация — мы хозяева страны.

- А почему средний класс это обязательно большинство? Известный американский политолог Самюэль Хантингтон, исследуя страны проходящие этап модернизации, блестяще доказал, что немногочисленный средний класс становится одним из главных факторов революционных перемен. Такой средний класс агрессивен,  экспансивен и, поэтому, революционен по своей сути.

- Я согласен, но средний класс должен иметь ощущение хозяина, или ощущение того, что он должен быть хозяином. Вот  с такой  версией Хантингтона я согласен. Думаю, можно пойти дальше Хантингтона, когда я скажу вам, что средний класс — это источник, как и правой, так левой идеологии. Никакой пролетарской идеологии в начале 20 века  без среднего класса не было бы, если бы три поколения интеллигенции и среднего класса не освоили бы эту идеологию, а потом не внедрили бы и не использовали для бедных. Аналогично, не возник бы фашизм без среднего класса. Отсюда средний класс мечется между Сциллой порядка и Харибдой справедливости. Он просит  порядка по отношению к бедным и социальную справедливость по отношению к олигархам. Только средний класс может породить такую противоречивую концепцию. Поэтому Майдан был моментом самореализации среднего класса в Украине. Не важно, что при этом он был  как «оранжевом», так и  «бело-голубом» лагере. Ведь на Востоке Украины также поднялись  не только потому, что национал-демократы им говорили: «быдло», «донецкие», «восточные», а поднялись те, кто себя считал также средним классом, потому что на Майдане разрушали их представление о «их» среднеклассовости.

Следует также отметить, что Майдан, не смотря на наличие определенных технологических факторов, все же имел сильную стихийную составляющую. Эта стихийность оказалась роком для лидеров оранжевой революции.  Когда они  стояли на трибуне, я прекрасно понимал, что они не потянут ту миссию, которая на них возлагалась массами. Но они не могли убежать от ролей революционеров и революционерок, которыми она их наделяла. Если бы они отказались играть, то исчезли бы окончательно и они это поняли.

- Это напоминает ситуацию Февральской революции…

- Да, да. Но в России случилась трагедия между Февральской и Октябрьской революциями был очень маленький промежуток. И я возвращаюсь к технологическому аспекту Майдана. Если там что-то было искусственное, то не то, что мы думаем.

Искусственностью Майдана было то, что сейчас является майнстримом в мире — глобализм. Когда сюда приехали ведущие средства массовой информации, и сделали Майдан Событием,  известным на весь мир, это стало мощнейшим фактором влияния на поведение, как элит, так и массы. Элита и средний класс, смотря из своих обустроенных кабинетов по «Euronews» и CNN  Крещатик, который всего в ста метрах от их кабинетов, почувствовали сопричастность к историческому событию.  Это воздействовало, может быть,  даже больше, чем воля этих людей. Вот если меня после этого спросить, технология это или нет, то мне трудно на это ответить. Например, то же самый механизм в Бирме не сработал. CNN и «Euronews» тоже показывали   избиение буддийских монахов в Бирме…

- Потому что там была другая ситуация, Бирма классическая автаркия – ограниченное в связях с  внешним миром государство…

- Да, бирманский правящий класс оказался «невпечатлительным» в отношении глобальных СМИ. В то время как наша элита была готова прислушаться к тому, что  подумает общественное мнение в лице глобальных средств массовой информации о происходящем в Украине. Таким образом, это было  не  менее важным фактором, чем какие-то внутренние события.

- Но это только подтверждает тот факт, что Украина действительно давно и достаточно прочно уже включена в эту глобальные сети (медийные, экономические  т.д.) в отличие от автократической Бирмы.

- Абсолютно согласен. Понимаете, в чем дело? С самого начала, с 1991 года, Запад, я считаю, не позволял украинским интенциям государственности и национализма развиться до каких-то глубин. То есть Украина, во-первых, опоздала быть националистическим и демократическим государством, потому что это все-таки период девятнадцатого и двадцатого веков, а в сегодняшних скрытых структурах управления миром, никому не нужно появление в центре Европы цельного государства со своей глубокой историей, со своей элитой. Поэтому Украина всегда будет как бы «неукорененной», всегда будет как  бы полугосударством.

- Виктор Сергеевич, когда вы говорите о девятнадцатом веке, вы подразумеваете создание крупных национальных государств на этнической основе?

- Да.    

- А что мешает задуматься о проекте не на этнической, а на гражданской основе? То есть именно национализм, нация, которая объединяется не только кровью, но и какими-то общими установками, общим пониманием истории, ценностями и т.д.?

- Я думаю, что я не смогу ответить вам на ваш вопрос. Ваш вариант многонационального гражданского общества и сильного государства возможен только в том случае, если лидером, национальным лидером, окажется представитель какого-то нацменьшинства, но выполняет он задачи для всей страны.

- Да, как это было в Югославии при Брозе Тито…

- Отличный пример. И, кстати, Запад долго мучился с Югославией, как и Кремль долго не мог понять тайну югославской стабильности.

- Хорошо, тогда, на ваш взгляд, кто выиграл, и кто проиграл от оранжевой революции? Имеется в виду, не конкретные акторы, а социальные группы.

- Так как самая мощная социальная группа – олигархат и  именно эта группа получила и демократические бонусы, и государственные бонусы от дальнейшего распределения власти. Знаменитый переход к парламентаризму означал не что иное, как формирование первой олигархической республики в Украине. Реально ни о каком парламентаризме в демократическом значении слова, которое дает развитие гражданского общества, пока не идет. Выиграла наиболее подготовленная группа – олигархия.

- А были ли какие-то иные варианты, на ваш взгляд, в этой ситуации? Вам не кажется, что в этом была некая предопределенность?

- Да, согласен, вариантов не было.

- Потому что на самом деле в той ситуации средний класс не был структурирован, он не имел по большому счету какой-либо организации…

- И главное, лидеров не было.

- То есть средний класс в этой ситуации сделал ставку на старых лидеров.

- Монополия на Майдан и даже его подмостки началась буквально через несколько дней. Мы видели, как ревниво следили там за тем, кто, сколько присутствует на Майдан, кто и как часто  выходит на сцену. Там уже появились свои ди-джеи, помните про  Томенко тогда так говорили. Понимаете,  другой ди-джей там не мог появиться, потому что это повлияло бы на будущее распределение власти.

Первая беда Майдана заключалась в том, что он не дал новых идей, а во-вторых — не породил новых лидеров. Мы увидели обласканных восторженной толпой людей, которые перед этим старались вести переговорные процессы с «злочинною владою». В тот момент они оказались радикалами не от хорошей жизни.

- Наверное, поэтому связано вот эта, скажем так, разочарование, которая возникло потом в отношении вождей оранжевой революции, прежде всего в отношении Виктора Андреевича.  На его примере подтверждается тезис  Генри Киссинджера о том, что так называемое демократическое общество никогда не прощает катастрофических ошибок, даже если они были обусловлены иллюзиями самого демократического общества.

- Я думаю, что это была катастрофа и самого Ющенко. К той болезни, которая была у него, с которой он боролся, добавился еще и самообман, что Майдан подарил ему невероятную силу в политике,  сформировал у него некую магию. В тот момент могло показать, что если оказался возможным Майдан, то может получиться и все остальное. Украина представлялась Ющенко чистым листом бумаги, на котором можно было написать любой иероглиф.  И вдруг, когда начали писать на этом холсте, то получались одни неприличные слова.  И кого бы они не назначали на должностные посты, а получали тех же самых коррупционеров, после этого пришло горькое осознание того, что магия Майдана не срабатывает. Возможно, если бы лидеры оранжевой революции получили власть через кровь, то они ее бы и ценили, они бы осуществляли свои слова и свои мероприятия. Но они ее получили….

- Без сверхусилий…

- Точно, без сверхусилий, и опьянение властью  было точно таким же, как в 1991 году, когда элита получила Украину, совершенно не потратив никаких усилий и не рискнув ничем, ни одной головой. Точно так и в 2004 году новая «оранжевая» элита получила страну и при этом не пострадала, и не сделала никаких выводов.

Поэтому тот год – это не только наше разочарование, вот мой главный вывод, но это еще и колоссальное, медленное и болезненное снятие самообмана со стороны так называемых лидеров Оранжевой революции. Вы помните те безобразные скандалы, когда они стали выяснять между собой отношения. Это очень похоже на молодых революционеров, которые верили в чудо, и верили в какое-то революционное торжество, но вместе с тем, тут же начали разграблять эту страну.